• Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
  • +7 916 456 68 81

Парижские сны

Под сенью восхитительной лени. Вместо вступления.

Эпиграф:
«Лень – это мать всех пороков, а мать надо уважать».

Нива писательства заросла сорняками лени. Лень – это чудесно и прекрасно, если только предаваться ей полностью и без оглядки. Так я думал, лёжа на даче под тентом на качающемся диване, предаваясь чувству восхитительной лени. У меня, да и у всех моих спутников не было никакого желания двигаться и что-либо делать.

А вот в обычной жизни и, особенно в путешествии, лениться никак нельзя – надо набираться впечатлений и сил, чтобы потом, уже дома, в охотку, начать их переживать заново, делясь с друзьями и добрыми знакомыми своими наблюдениями, мыслями и чувствами, оставшимися после поездки.

Но лень бывает и другого сорта.

Вот, например, представим себе ситуацию, когда некто – в общем, в черне – придумал сюжет некого рассказа. Остаётся только сесть и написать, но...

Вот тут-то и просыпается вдруг лень: – ну, на кой это надо, ведь все уже придумалось, и состояние некоего удовлетворения от придуманного уже испытано, и вообще кому все это надо и т.д. и т.п. Понимаете, о чем это я?

Именно так сложилось у меня, когда после краткой поездки в Париж в голове созрел рассказик, причём целиком придуманный, от первого до последнего слова… Но я себя уже достаточно хорошо изучил и знал, что главное – это сесть и НАЧАТЬ писать, тем более, что первое предложение уже также сложилось (а это очень важно для старта).

Это волевое усилие было вознаграждено погружением в мир воображения и фантазии, выбраться из которого бывает не легко. Ладно, заканчиваю этот свой монолог о лени и прикладываю этот самый рассказ – авось пригодится вам в предстоящем путешествии.

Парижские сны. Почти рождественская сказка.

Эпиграф:
Да, дважды два – всегда неизменно четыре,
И для Любви близки все расстояния,
Прекрасная Любовь в прекрасном этом мире
Прекраснеет в кануны расставания.

Аэропорт Орли утопал в снегу.

Незадолго до смены десятилетия после ненормально жаркого лета наступила такая же нервная зима – на огромных просторах она разродилась таким количеством снега, что повсеместно любому из добрых людей по пояс будет, а местами намело его буквально выше крыши.

Мой рейс переносили уже трижды, и мне ничего не оставалось делать, как смиренно сидеть со своим невеликим багажом в кресле небольшого зала ожидания, примостившегося где-то на периферии гигантского здания аэропорта. По крайней мере, в нем было и не так суетно, и значительно тише, чем в сердцевине такого огромного скопища людей. Сквозь наружные застеклённые стены был прекрасно виден разгульный танец снежных вихрей. Даже в состоянии полной неосведомлённости о продолжительности своего вынужденного пребывания в аэропорту, хорошо было сидеть в тепле и наблюдать такое завораживающее зрелище, дарованное распоясавшейся непогодой.

Европейцы нервничали из-за срыва их планов по празднованию Католического Рождества, но вели себя вполне прилежно. Меня эта дата ни к чему не обязывала, и я тихо сидел, размышляя о суперсовременных капризах погоды, и неторопливо вспоминал прошлое знойное лето и своё плавание на Каспийское взморье в самое пекло Ярила. Впечатления от трёхдневного посещения Парижа ещё не оформились и теплились где-то на задворках подсознания.
По голосам, раздававшимся за моей спиной, можно было понять, что разговаривали, судя по используемым словечкам и интонациям, две молодые женщины. И самое трогательное было то, что говорили они на русском языке, и это невольно приковало все моё внимание.

Скоро я понял, что речь у них идёт об одной странности (замеченной, впрочем, и мной) и состоящей в том, что следующий год по восточному календарю был «двуличным». Действительно будущий год был годом Кота по японскому календарю, и белого Кролика – по китайскому. Почему на этот год пришлась такая двойственность, я и сам не понимал.

Некоторое время, погрузившись в размышления на эту тему, я ничего не слышал, а когда вновь «включился» и снова стал прислушиваться к разговору источника моей заинтересованности, то понял
как я вовремя: кто-то начал рассказывать нечто вроде сказки. Передаю ее собственными словами.
В канун Нового Года из-за непогоды в аэропорту «Летящий олень», что расположен в г. Великий Устюг, застряли Белый Кролик и Белый Кот. Великий Устюг – родина российского Деда Мороза, а Кролик с Котом объезжали все страны мира, чтобы согласовать множество самых разных вопросов по созданию интернационального Союза Дедов Морозов, в задачу которого входила бы подготовка по-настоящему Всемирного празднования Нового Года.
Стали Кролик с Котом думать, как им время скоротать и решили, что самое интересное, да и полезное, занятие – это придумать для людей сказку. И не простую сказку – а сказку Года белого Кролика и Кота.

И начали они сочинять сказочную историю про то, как Любовь всегда становится ещё прекраснее в кануны расставания со Старым Годом. А из-за этого Старый Год одновременно и радуется, и, хоть и немного, да грустит: ему ведь больше никогда не увидеть Любви такой ещё более удивительной Красоты.
Однако все должны быть благодарны Старому Году, что он так честно и достойно состоял на службе у Любви. И как бы там у каждого ни складывалось в уходящем Году, мы волей-неволей тоже ведь испытываем чувство легкой грусти – легкой, потому что именно легкая грусть так к лицу Красоте – Красоте Любви и ее лучистой нежности. И каждый Старый Год одновременно с передачей эстафеты летоисчисления обязательно передаёт Году Новому и наказ: беречь Любовь пуще всего прочего, ибо Она – основа всей жизни на земле. Ведь с более красивой Любовью и жизнь людей становится все более красивой.

– Сказка – это, конечно, хорошо, но каждый пишет её для себя сам и по возможности воплощает в жизнь, – эти слова были отчётливо произнесены уже другим голосом. Мне показалось, что я уже слышал нечто подобное, и сразу очень захотелось увидеть, кому же он принадлежал. Благо была возможность, и я пересел на противоположный ряд кресел, оказавшись лицом к заинтересовавшей меня персоне.

И сразу залюбовался возникшей картиной. Моему взору предстала высокая девушка модельной внешности, и не было никакого сомнения, что произнесённые слова принадлежали ей. Она стояла возле сидящей женщины, склонившейся к детской коляске, в которой был совсем ещё маленький ребёнок. Он спал, и мама (а кто ещё это мог быть) очень трогательно и изящно поправляла что-то там только одной ей понятное.

– Конечно, – протяжно начала мама, не отвлекаясь от ребёнка... Но тут диктор начал читать своё очередное объявление, и я стал пристально вслушиваться в текст. Распознанные мною числа могли быть номером моего рейса, и пришлось, с чувством искреннего сожаления, покинуть моих визави: я поспешил к табло, чтобы визуально увидеть, как обстоят дела с моим отлётом.

Уходя, я смог получше разглядеть женщину у коляски, и хотя лицо ее было частично скрыто ниспадающими набок волосами, не нужно было никакого воображения, чтобы сразу понять, насколько же она, должно быть, хороша. И я вспомнил, что всегда любовался, когда видел зрелую женщину с маленьким ребёнком. Была в этом какая-то совершенная и непостижимая гармония. Как на портретах дам с младенцами на руках.

Оказалось, что действительно объявили регистрацию на мой рейс, и я направился к указанной на табло стойке. Через час я уже сидел в самолёте, где занял своё любимое кресло возле прохода. За это время никто из моих визуальных знакомок в поле моего зрения не появился. Вскоре после символического обеда, я закрыл глаза и стал думать о том, как же это хорошо лететь в тепле к месту, где ещё теплее…

Вдруг я почувствовал, как кто-то нежно трогает меня за плечо, открываю глаза и вижу ту самую модель. Я видимо спал и довольно крепко, но не обиделся, что меня разбудили, а улыбнулся и вопросительно посмотрел на девушку.
– Молодой человек, – попросила она, – вы не поможете мне снять мою сумку?

Сон сняло как рукой. Я помог ей, она взяла вещи, поблагодарила и хотела пройти на своё место, где-то ближе к хвостовой части салона.Я попросил ее задержаться на минутку и сказал:

– Я вас видел в аэропорту, вы были с женщиной, которая рассказывала сказку, а в конце вы сказали, что сказку пишет каждый для себя сам.
– Да, это моя мама, она любит сказки, впрочем, как и я. А разве я что-нибудь не так сказала?
– Вы правильно все сказали, с одним лишь уточнением: сказку для двоих пишут тоже двое.
Девушка посмотрела на меня внимательно и проговорила:
– Значит, сказка ещё не закончена?

Тут настал мой черед с любопытством взглянуть на неё.
– Значит, не закончена, и значит, ее предстоит дописать двоим.
– Кому двоим?
– Так белому Кролику и Коту, кому же ещё!
И мы весело рассмеялись. «Однако, какой у неё обворожительный смех», – подумал я про себя.

Дальнейший полет прошёл нормально, и мы вновь мельком увиделись уже в зале выдачи багажа, сквозь который я проходил, не задерживаясь, имея с собой только ручную кладь. Вспомнив, как она удивительно смеялась в самолёте, мне захотелось непременно рассмешить ее ещё раз.
Я подошёл к девушке уже как старый знакомый.
– Желаю вам счастливо добраться до места и весело встретить Новый Год. Говорят, что как встретишь Новый Год, так его и проведёшь. Поэтому желаю вам сделать правильный выбор – с кем его отмечать.
– То есть?
– С белым Кроликом или Котом!
Ее смех был столь же прекрасен, как и она сама. Не скрою, я был польщён. «А где же мама с ребёнком?» – хотел спросить я, но передумал и, махнув ей рукой, направился к выходу.

Не успел я пройти и десяти шагов, как у меня зазвонил телефон. Голос в трубке сразу поглотил и шум в зале, и всякое шевеление потусторонних мыслей в голове.
– Здравствуй, – проговорил я в ответ, – я приехал… чтобы продолжить писать сказку для двоих…

ЕФ, февраль 2011 г.